Оригинал взят у
Когда десяток лет назад —
удачливый любовник —
я, возглавляя «Летний сад»,
кутил свой сороковник,
чуть меньше было серебра
в башках у друганов,
а мир на кончике пера
казался щедр и нов.
С тех пор он сильно потускнел,
скукожился, усох.
Так мало нынче тех, кто цел
из прежних выпивох.
Всё непосильней груз нести
былому бунтарю.
Но прежде, чем шепнуть: «Прости!» —
шепну: «Благодарю!»
За невеликий капитал
на пиршестве теней,
где лучше, может, и не стал,
но сделался честней.
Я остаюсь таков, как есть —
сидящим на бобах
с полузабытым словом «честь»
на сомкнутых губах.
Я продолжаю верить в Свет,
над жалкой Мглой труня.
Прекрасней не было и нет
тех, кто любил меня.
А главное, чего достиг,
коли отбросить ложь —
полдюжины друзей, да стих,
который не пропьёшь.
удачливый любовник —
я, возглавляя «Летний сад»,
кутил свой сороковник,
чуть меньше было серебра
в башках у друганов,
а мир на кончике пера
казался щедр и нов.
С тех пор он сильно потускнел,
скукожился, усох.
Так мало нынче тех, кто цел
из прежних выпивох.
Всё непосильней груз нести
былому бунтарю.
Но прежде, чем шепнуть: «Прости!» —
шепну: «Благодарю!»
За невеликий капитал
на пиршестве теней,
где лучше, может, и не стал,
но сделался честней.
Я остаюсь таков, как есть —
сидящим на бобах
с полузабытым словом «честь»
на сомкнутых губах.
Я продолжаю верить в Свет,
над жалкой Мглой труня.
Прекрасней не было и нет
тех, кто любил меня.
А главное, чего достиг,
коли отбросить ложь —
полдюжины друзей, да стих,
который не пропьёшь.